Название: История одного сумасшествия
Автор: Furin
Пейринг: Итачи/Саске
Жанр: Angst, Deathfic
Рейтинг: NC-17
Состояние: завершен
Дисклеймер: Кишимото
Предупреждение: инцест, ООС, AU, POV Саске, het (ага, есть немного, уважаемые яойщики, простите меня за это), вроде бы все.
От автора: Вообще, после написания этого опуса решила, что ни за что в жизни не напишу больше ни одного мрачного фанфа. Опять-таки огромное спасибо моей бете за то, что я хоть этот-то дописала!
Токио. Центральная психиатрическая больница. Кабинет доктора Хатаке Какаши. Очень тихо. Доктор сидит в кресле, устало откинувшись на спинку. Он только что вернулся с послеобеденного обхода пациентов. Сегодня неудачный день. И что-то должно было случиться. Слишком жарко. Слишком неистово печет солнце. Жалюзи неплотно прикрывают большое квадратное окно, несколько особенно настойчивых солнечных лучей проникают внутрь и дотягиваются до одинокой черной аудиокассеты на столе. Над ней в нерешительности застыла рука самого доктора. Он уже слышал эту запись, но что-то все-таки подталкивает его вставить ее в магнитофон снова и нажать «play». Несколько секунд ничего кроме шороха не слышно, а затем из темных динамиков начинает звучать негромкий хрипловатый голос. Так бы мог, наверное, говорить смертельно уставший, томимый жаждой человек. Хатаке Какаши напряженно выравнивается в кресле – он не хочет пропустить ни слова из этой исповеди. Исповеди его пациента.
«А? Что вы говорите? Хотите, чтобы я о себе рассказал? А на кой черт? Чтобы записать мой треп на пленку и потом с чувством выполненного долга поставить кассетку на полочку с таким-то номером? И вся моя жизнь станет просто обезличенным номером…Меня забудут быстро, не то, что его. Он останется прекрасным навсегда, а я буду лишь голосом на пленке… Черный скрежет…Кажется, мне это уже снилось раньше… А впрочем, ладно, расскажу. Но не из-за того, что вы так сердито поблескиваете стеклами своих очков, доктор. Просто потому, что мне скучно. С чего бы начать?.. Меня зовут Учиха Саске. А вы даже мне список вопросов подготовили? Какие заботливые…Ну, начнем. Сколько вам лет? Хм, до того, как все произошло, мне было шестнадцать, а потом… Если честно, я потерял счет дням, может быть, у меня был день рождения (и хоть убейте, не могу вспомнить, какого числа он у меня), и сейчас мне уж семнадцать. В общем, где-то так. Следующий вопрос поинтересней – ваша религия. Знаете, когда-то кто-то сказал: «Выбирая богов, мы выбираем судьбу». Так вот, я не верю в богов Кто они мне? Глухие, слепые, немые, далекие существа. Глупости все это. Зато я верую в него, ну вы понимаете, о ком я…Нет? Не поняли?.. Это я о нем. Удивлены? Ну да, он – это мое божество, мое наказание, моя боль, мое отречение, мое откровение, мое искушение, мое желание…Это мое…Навсегда…Мой…»
Несколько минут до Какаши доносится лишь прерывистое дыхание, похожее на всхлипывание, и бессвязные обрывки слов. Приходит непрошеное воспоминание: комната с белыми стенами, ровный неживой электрический свет. За столом сидит он. Совсем еще мальчишка. Напрашивается сравнение с изломанной марионеткой: безвольные плети рук, поникшие плечи. Он покачивается из стороны в сторону, как пьяный. Воспаленные глаза смотрят прямо перед собой. На узких, искусанных губах растянута кривая, окровавленная улыбка, от которой рот становится похожим на щель.
«Я…Я, пожалуй, перейду к следующему вопросу. Так, вредные привычки. А это еще вам зачем? Ну, я курю. Точнее, курил. Здесь мне сигареты не дают, и, надо сказать, я хреново себя чувствую из-за этого. Мне ужасно не хватает наших с братом посиделок на крыше нашего дома…Я с наслаждением затягиваюсь крепкой сигаретой и запрокидываю голову к звездам. Мне нет нужды смотреть на него, я и так знаю, что он хмурится. Он не одобряет мое курение, он ведь старший правильный брат. Забирает мою сигарету, а потом проводит пальцем по моим губам, говорит: «Бросай курить, Саске, или больше ты меня здесь не увидишь». Курить я так и не бросил. Вот так… А еще я вуайерист. Это считается за вредную привычку? А проявляется это в том, что я люблю подглядывать за своим братом, когда он моется в душе. Ммм…Если бы вы это увидели, то тоже стали бы злостным извращенцем. Представьте, стекло в душевой наполовину запотело, видны лишь очертания гибкого мокрого тела, черные длинные волосы… капельки воды на острых лопатках чуть задерживаются, а потом влажными дорожками бегут вниз по спине, скапливаются в уютной ложбинке, у меня даже губы начинают гореть от желания собрать эту влагу там…А? Вы что-то сказали? Согласен, немножко отвлекся. Что тут у нас дальше? Семейное положение. Эээ…Тут, наверное, надо о семье своей рассказать, что ли. Ну, у меня есть родители, которых я ненавижу, и старший брат (я уже, кажется, говорил о нем), которого я… тоже ненавижу. И люблю. Мой папа – военный. Самый обычный ретроград и самодур. Представляете, он как-то даже избил одного несчастного солдатика палкой, когда узнал, что тот любит мальчиков. Ага, вот такой у меня папочка. А вообще, он любит пускать в дело палки. Хахахахах…Вам не смешно? Кхм, ну и фиг с ним, с моим папашей. Давайте я вам лучше про свою матушку расскажу, хотя, что рассказывать. Истеричная, взращенная на ток-шоу домохозяйка с вечно красным от слез носом. Не помню, чтобы когда-нибудь она проявляла материнские чувства, о которых она так любит распинаться. Мой брат…Его зовут Итачи, как вы уже поняли. Ха, если он и ненавидит наших родителей, то разве за то, что они назвали его женским именем. А еще он старше меня на пять лет. А можно, я не буду о нем говорить?.. Ах, вам нужно все? Ну, что ж, получайте. Я очень люблю своего нии-сана, он очень добрый и хороший. В детстве мы играли в песочнице вместе, потом он помогал мне с уроками, а сейчас дает советы, как вести себя с девочками. Неправда, говорите? А откуда вам-то знать, что правда? Ладно, на самом деле, я его недолюбливаю, даже завидую, ведь он всегда во всем лучше меня: в спорте, в учебе, в популярности у девчонок. Под страшным секретом скажу вам, что иногда мне хочется врезать по его смазливой физиономии и послать куда подальше. Доктор, и опять вы мне не верите? Что же я, по-вашему, патологический лгун? Хм, а если я скажу вам, что просто не могу без него жить?»
Хатаке Какаши нажимает на паузу и открывает историю болезни, его не интересует то, что там написано. Ведь эти записи вел он сам и ничего нового для себя там не найдет. А еще там есть несколько фотографий, доктор осторожно раскладывает их на столе. Одна их них совсем старая, пожелтевшая, с оборванными краями. С нее на доктора смотрит семья Учиха. Чернявый мужчина с суровым, неулыбчивым лицом, еще привлекательная, но уже почувствовавшая прикосновение старости женщина. Она держит за руку беззаботного малыша. Какаши долго разглядывает его, пытается найти в детском личике признаки будущего безумия, но не находит. Обычный ребенок, он улыбается и тянется к мальчику постарше, стоящему в стороне. Этот мальчик, пожалуй, единственный из всего семейства, кто по-настоящему красив.
« Понимаете, жить – это наполнять свое существование смыслом. Для меня смысл – это он, мой брат, хотя, порой, я его ненавижу… Глупо, да? Сейчас вы у себя на листочке точно нацарапаете: «Он псих». А я вам еще добавлю пикантных подробностей, чтобы вы подчеркнули слово «псих» красной ручкой. Иногда мне кажется, что в этом дурацком мире существует два Саске. Один Саске сходит по брату с ума, любое его слово или поступок возводятся им в ранг божественного откровения, а потребность быть рядом с ним жизненно необходима… Хм, даже не верится, что это говорю я, такой раздолбай. Ну, а второй Саске, эдакий мистер Хайд, просто на дух его не переносит, его бесит в Итачи абсолютно все, он хочет разорвать его в клочья своими же зубами, и знаете почему? Потому что этот Саске все равно его любит и понимает, что это его слабость, что это неправильно и непоправимо, и это разрушает их обоих, вернее всех троих. Вот как-то так. Странно вы на меня смотрите, доктор. Да знаю я, что не силен в абстрактных рассуждениях…Попробую объяснить поконкретней, хотя какого черта, я это собственно делаю. Вам когда-нибудь хотелось трахаться с собственным братом, а, доктор? Судя по вашим округленным глазам, нет. А вот мне…хотелось. Вообще, если у вас есть дети, не укладывайте их спать в одной постели. Помню, все началось именно с этого. Мне, кажется, было шесть. А мои бережливые родители все еще считали, что не стоит покупать вторую кровать. Я спал с Итачи… Это так…Жарко, тесно, сладко, особенно летними душными ночами, когда брат хочет разметаться по неприятно горячей простыне, а я ему этого не позволяю, прижимаюсь к потному телу, трусь лицом о его плечи и грудь, обвиваю его руками и ногами. Просто потому что он мой, мой, мой…Мой брат. И почему мы не родились сиамскими близнецами? Так было бы проще. Я бы всегда был с ним, я был бы им…И мне не пришлось бы делать то, что я сделал…Да, о чем это я?.. Он отстраняется от меня - я злюсь, кусаю его за плечо. На теплой, солоноватой на вкус коже остается слюна. Итачи проводит по моему уксусу ладонью и облизывает пальцы, как будто что-то очень вкусное. Но не дает мне приблизиться, а лишь натягивает на себя одеяло до самой шеи. В такую-то жарищу?.. Тогда я был еще неиспорченный мальчик и не мог догадаться, что у моего нии-сана встал на меня. У моего правильного, хорошего старшего брата… А ты хороший, и я тоже, и мы без кожи на ложе, а мы похожи, и что же, а ты хороший, но ты не можешь…»
Кажется, он напевает слова из какой-то песни, такой же странной, как и он сам. Он этих слов как-то не по себе именно потому, что они не безумны. Доктор Хатаке вот уже десятый год, как практикующий психиатр, но, наверное, он в первый раз сталкивается с такой осознанно-горькой обреченностью. Тянется за обрывком когда-то большой фотографии. Похоже, это был какой-то детский праздник, но на оставшемся кусочке видны лишь два темноволосых мальчика. Даже если бы Какаши не знал, что они братья, то наверняка догадался бы. Сходство просто поразительное. Старшему из них лет четырнадцать. Он крепко обнимает брата, есть в этом объятии что-то неуловимо интимное: то ли руки старшего лежат на талии младшего чуть ниже, чем должны бы, то ли слишком уж тесно они прижимаются друг к другу. «И куда только родители смотрели?» - напрашивается вопрос.
«Вот так мы и проводили ночи… Сначала терлись друг о друга, как мартовские коты, а потом нии-сан пытался отгородиться от меня одеялом, а я жался на краю постели и ревел…И не понимал, что он меня хочет . Это до меня дошло намного позже…Когда меня тоже стали терзать отнюдь не детские желания… Насчет него…Тогда мы уже спали на разных кроватях. Правда, мы не долго так протянули. Привычка, знаете ли. Как только у родителей гас свет в спальне, Итачи ложился ко мне. И я, и он знали, что нам не уснуть просто так - я ведь глупый маленький брат, мне нужна колыбельная…А мы похожи, и что же, а ты хороший, но ты не можешь…Не можешь…Он боялся меня трахнуть, а я боялся попросить его меня трахнуть. Вот так и получалось, что мы лежали вплотную друг к другу и удовлетворяли себя сами... Обычно Итачи полулежал на подушке, а я поворачивался на бок, к нему лицом, и одной рукой обнимал его за шею, а другой рукой занимался, ну вы сами понимаете чем…Это возбуждает, очень, когда ты толкаешься в собственную руку, а напротив тебя, так близко, что чувствуешь горячее дыхание на своей щеке, то же самое делает он. Но у нии-сана даже это получается красиво…Он всегда прикрывает глаза, стесняется моего взгляда, сначала его пальцы нерешительно пробегают от основания до головки, оттягивают тонкую кожу, затем отпускают. Это ласкающее движение повторяется несколько раз. Я сглатываю слюну, моя рука истерично движется по члену вверх-вниз, но для меня это лишь физическая разрядка, на самом же деле я просто млею при одном взгляде на него…Итачи откидывается на подушку и прижимает мою голову к своему плечу, я чувствую, как тяжелое дыхание сотрясает его грудь. Теперь его пальцы уже и не играются вовсе, они почти грубо дергают разгоряченный натертый член…Я больше не могу сдерживать себя, вздрагиваю и кончаю…Итачи шепчет мне: «Положи руку на меня» - я послушно накрываю его член и пальцы своей ладонью, перепачканной теплой и липкой спермой. Теперь по нему скользят две руки – его и моя – но это уже ненадолго…Мне нравится, как он стонет во время оргазма мое имя. Наверное, если бы не тот случай – я бы намного раньше лег под него…Это когда случайно вошла мать и увидела наши забавы. Потом она, кстати, звонила на какое-то ток-шоу и рассказывала жуткую историю типа: «Инцест: братья и любовники», ну не дура ли? А вот наш папа…Знаете, доктор, когда бьют тростью – это больно, очень. А еще уродливо…Я не помню практически ничего. Но я помню, как это было уродливо…Папочка осмелился осквернить мое божество. Уродливо. Уродливые фиолетовые синяки на руках. Его руках. Разбитые губы. Его. И уродливое красное месиво на спине…Кровь везде. Я до сих пор не могу смотреть на красный. И меня просто бесит ваш красный галстук, доктор, и еще мне жарко… Забыл сказать вам, кстати, сегодня ночью он опять приходил ко мне. Я…Я думал, нам будет хорошо вместе, как раньше. Позвал его к себе в постель. Но он только молча посмотрел на меня и ушел. Как думаете, он все еще не простил меня?.. И он еще меня называет «глупым младшим братом», нет, это он идиот, раз не понимает, что так для него будет лучше…Этой ночью я постараюсь ему все объяснить».
Доктор Хатаке вытирает сухой салфеткой со лба пот, кондиционер работает на полную мощность, но зной все равно давит на виски.. Он уже знает, что произошло ночью. Но старается об этом не думать. Сейчас не время, просто надо слушать этот прерывающийся голос, в котором отчетливо проступает дрожь обожания. Обожания к одному единственному человеку. К тому, чью фотографию он внимательно рассматривает сейчас. Длинные темные волосы, собранные в хвост, правильные черты лица ,хотя, может быть, излишне тонкие поджатые губы и жесткие очертания острого подбородка .Очень выразительные, печальные глаза. Красивый молодой человек, но не более. Наверное, влюбленный в него младший брат видел его как-то иначе.
«…После этих побоев я стал бояться – за Итачи. Никто не может уродовать принадлежащую мне красоту. Его красоту. Тогда я впервые задумался, а ведь Итачи не сможет быть таким красивым всегда…И мне стало страшно, я хватал его за руки и заставлял смотреть на себя… Мне нужно запомнить его таким – с черными, томно влажными глазами…С приоткрытыми губами… Я люблю, как он пощипывает ими распаленную кожу на моей спине, плечах, шее перед сном…А чуткие пальцы треплют мои волосы… Трость отца ведь так и не излечила нас. Просто мы стали более острожными. И мой нии-сан посоветовал найти мне подружку. Так и сказал: «Пока нас это не затянуло, Саске». Можно подумать, я и без его слов не пытался обращать внимания на девушек…А у меня с этим проблемы…Все мое представление о девушках сводится к нескольким воспоминаниям: постоянное нытье, до тошноты сладкие духи, цепляющиеся объятия и липкие от блеска поцелуи. И ничего больше…А еще открою вам страшную тайну – у меня на них не стоит. Хотя вам, наверное, меня не понять. Я сам себя до сих пор не понимаю – признайтесь, вы смотрите порнуху? Да ладно вам, все ее смотрят. Только если вы с удовольствием на нее дрочите, я же лишь жалел потраченное впустую время…Глаза нии-сана нехорошо сузились, когда он увидел меня, делающего уроки под аккомпанемент притворных стонов большегрудой самки из порно – пришлось ему рассказать о моей маленькой проблеме…И я согласно кивнул, когда он предложил мне свою поддержку. Вместо того чтобы вцепиться в него мертвой хваткой и крикнуть: «Да отымей же меня, наконец!»…Наверное, я и ночью допустил такую же ошибку, не надо было его отпускать просто так…Доктор, а что случается с теми неудачниками, от которых отвернулся их бог?.. Кажется, я совсем запутался…А я так и не узнал ее имя, а, может быть, просто забыл. Помню лишь светлые волосы и пухлые вишневые губы. Она – это первая девушка, которую я трахнул. Полагаю, что и последняя. Ее позвал Итачи, для меня. И обещал быть со мной все время – глупый, неужели тогда уже можно было что-то изменить?.. Я стоял и смотрел на нее, как баран… Мне было паршиво и совсем не хотелось секса с ней. Слишком уж развратно округлы ее бедра и грудь, и эта улыбка ярких полных губ…Она мне не нравилась, какая-то приторно-снисходительная, заигрывающая. Я бы, наверное, убежал, если бы не он…Итачи усадил меня к себе на колени и гладил меня по голове, успокаивая, как маленького ребенка… Я учащенно дышал и привычно возбуждался от его прикосновений. Кажется, кто-то из них меня раздел, я уже и не помню кто…Она склонилась надо мной и поцеловала в губы. Поцелуй был какой-то неторопливый, мокрый. Я взглянул на Итачи – его губы совсем не такие мягкие и чувственные, как у нее. Но именно их хочу я поцеловать, такие тонкие, неподатливые, они приоткрыты, насмехаются надо мной, манят и обещают…Он надавил на плечи, принуждая полностью лечь на кровать и не задирать голову, чтобы смотреть на него…Я понял, надо было смотреть только на нее… На то, как она легла на меня всем телом, слегка прогнулась в пояснице, приподнимая вверх ладную задницу. Кажется, она что-то сказала мне перед тем, как сползла к моему паху и стала водить губами по внутренней стороне бедер, все ближе придвигаясь к члену…Но мне было не до нее, я полностью сосредоточился на ощущениях. Это, действительно, заводило, она посасывала яички, водила вверх и вниз умелой рукой по стволу, потом обхватила его губами…Бывало, я, лаская себе в душе, представлял, будто это Итачи делает мне минет…Жаль, что мой первый и опять-таки, похоже, последний минет сделала эта незнакомая мне девица… Я вцепился в ее волосы и стал задавать ритм, она беспрекословно сосала…Когда же я стал толкаться в ее горло слишком глубоко, она вырвалась из моей хватки…Выровнялась и резко опустилась на член…Я этого не ожидал…Влажно, горячо, непонятно. Замер на мгновение, двинул бедрами вверх, входя в нее до конца… Она улыбнулась и слегка наклонилась вперед так, что ее розовые торчащие соски теперь терлись о мою кожу… Даже не знаю, было ли мне в тот момент приятно. Скорее нет, чем да. И представляете, у меня опять возникло дикое желание сбросить эту наглую девицу с себя и убежать, и опять в дело вмешался он… Я только тогда понял, как именно Итачи собирался меня поддержать в постели с этой шлюшкой…Пристроился сзади, широко развел ее бедра, положил руки на ее задницу и вдруг резко дернулся вперед…Да, он собирался иметь ее одновременно со мной. Помню ее протяжные стоны и вздохи, помню мерные движения Итачи и свои собственные, неровные и быстрые, а еще помню, как где-то в горячей глубине ее тела терлись наши члены, разделенные лишь тонкой перегородкой. Можно было представить себе, что нет никакой девицы, только я и он…Мой любимый…Брат. Единственное, о чем я думал, когда кончал, как же сильно я хочу быть на ее месте и ощущать его в себе…Хотя я вообще об этом постоянно думаю, доктор. Наверное, лучше было бы показать меня сексопатологу, а не психиатру… И, если честно, я вообще не понимаю, что я здесь делаю, не здесь мне место…не здесь».
Говорящий на минуту смолкает. В кабинете становится как-то непривычно тихо и светло. Теперь Какаши уверен, что знает, о чем он задумался тогда. Не здесь место человеку, перед глазами которого будет вечно стоять одна и та же картина. Та самая, что запечатлена на черно-белом снимке из полицейских архивов: смятая постель, на ней лежит молодой человек, длинные распущенные волосы разметались по подушке. Могло бы показаться, что он безмятежно спит, если бы не черная струйка, стекающая по подбородку с губ, и что-то, торчащее из-под ребер. Что-то, заставляющее расползаться по белой коже густое темное пятно. Что-то, придающее сходство с неживой куклой.
«После всего этого я несколько дней не мог смотреть на него…Просто не мог. Я чувствовал вину перед ним, потому что ему не удалось меня изменить. Не удалось изменить мои желания. Мою любовь и безумие. И в этом виноват был только я, а не мой нии-сан. Была еще опустошенность. Мой первый раз, он должен был быть не таким. Кажется, он должен был быть с ним…Я имею в виду, только с ним…Я лежал и думал о нем, водил по себе руками, по груди, животу, бедрам. Вспоминал, как близко мы были с ним тогда. И как близки могли бы быть…Я вздохнул и перевернулся на живот. Вы никогда не задумывались над тем, каковы ощущения, когда тебя имеют в зад, а доктор? Хм, я тоже до этого и представить себе не мог. А тут вдруг захотелось почувствовать это… От одних мыслей об этом возбуждение холодком пробежало по телу. Я неожиданно для самого себя запустил пальцы в рот, со вкусом обсосал их. Если бы только это были пальцы нии-сана… Кажется, я даже возбужденно куснул их, до того захотелось трахнуться. Потерся животом о простынь, чуть приподнял зад и раздвинул ноги…Вот тогда мне стало, действительно, стыдно – неужели я сделаю то, что яркой картинкой пульсировало у меня в мозгу. Кстати, пульсировало у меня не только в мозгу… Я изогнулся и завел руку назад, коснулся сжатых в морщинистое колечко мышц, поколебался немного и ввел в себя один палец, зло закусил губу, чтобы не застонать…Потому что это до невозможности странное ощущение – чувствовать в себе нечто инородное, скользкое…Желанное. Поэтому, я продолжил это. Подвигал в себе пальцем, мне показалось, что я уже немного растянут, погрузил в себя еще два пальца. Сначала было даже больно, или не больно, а, скорее, просто неприятно. Но, знаете, меня это не остановило, я просто прикрыл глаза и представил, что это делает он – во мне аж все сжалось… Продолжал двигать пальцами, как одержимый. Пальцы уже не доставляли мне неудобства, наоборот, мне хотелось погрузить их в себя глубже, резче, они входили и выходили из меня почти свободно, я хорошенько себя разработал, почти как опытный гей, наверное, смешно, да? Представляете, я трахал сам себя, своей собственной рукой! Я даже не обратил внимания на то, как в комнату открылась дверь. Не услышал его шагов. Зато как меня затрясло, когда я почувствовал, как по моей спине с нажимом прошлась горячая рука… Итачи смотрел на меня как-то непонятно, то ли с восхищением, то ли с отвращением…А я? Наверное, в тот момент я смотрел на него жалобно, да, и еще со страхом, что он не поймет, чего я сейчас от него хочу. Потому, что я все еще продолжал бояться попросить его об этом вслух…Но он меня понял. Хотя, как тут можно не понять парнишку, который стоит раком и призывно тебе улыбается…Он присел рядом и обхватил меня за бедра, заставил лечь на спину, навис надо мной и, касаясь моих губ своими, нерешительно, как мне показалось, спросил что-то вроде: «Саске, можно мне…Немножко в тебя войти? Один раз, войти и выйти?». У меня даже дыхание перехватило от этих слов. Стало просто дико смешно…Он, он просил меня. Для меня это было дико неправильным – это я должен был просить его, но у меня хватило смелости обратиться к моему богу… Вместо ответа я лишь широко развел ноги. Он разделся и улыбнулся мне, за эту улыбку я бы сделал что угодно. Что угодно. Уголки губ немного приподнялись, а глаза затуманились. Он бережно обхватил мои лодыжки пальцами и слегка сжал, я понял, что от меня требуется – закинул ноги ему на плечи. Скользнул руками по своему телу…Раздвинул ягодицы, ну, чтобы он не сомневался в том, как сильно я хочу, чтобы он, наконец, вставил мне…У нии-сана вырвался вздох, он прижался ко мне, толкнулся вперед и замер на мгновение. Я еле удержался, чтобы не взвыть от остроты этого ощущения…С пальцами не сравнить, горячий, большой, заполняющий пустоту. Его плоть во мне. Совершенство во мне…Итачи провел рукой по моей пылающей щеке, вытащил член почти целиком, а потом резко вогнал в меня опять. Потолок надо мной рассыпался тысячей разноцветных кусочков, кажется, я даже забыл, как меня зовут. Зато был он, Итачи, Итачи, Итачи…Я хотел, было, ему сказать, чтобы он не останавливался, что мне недостаточно одного раза, но не мог собрать слова в предложение…А ему, впрочем, и не надо было это говорить. Мой любимый брат уже не мог остановиться, у него был вид умирающего от жажды человека, нашедшего в пустыне воду… От каждого его толчка я вскрикивал и судорожно хватался за простынь, вжимаясь головой в подушку. Хорошо, что родителей не было дома, а не то бы наверняка сбежались на мои кошачьи вопли…А он – он наклонял голову вбок и целовал мои ноги, от этих коротких прикосновений пересохших губ, я выгибался ему навстречу до боли в спине…Не могу…Дальше продолжать. Все, как в тумане. Только его лицо…Я закрываю глаза и вижу его. Открываю глаза – и опять вижу его…Волосы, они влажные, падают на лоб, щеки, отдельные пряди прилипают к вспотевшей коже. Губы в трещинках, эти трещинки почти незаметны, только я их вижу, потому что я уже давно хочу пройтись по этим крошечным неровностям языком. Его кожа, обычно очень бледная, но сейчас на скулах проступили краски. И глаза…потемневшие, что может быть темнее черного? Его глаза, когда он со мной…Глаза бога, моего. Да-да, это просто мое божество, спустившееся на землю. Разве такое может быть? Разве такое может продолжаться вечно? Я почти в это не верю…Не верил и когда лежал рядом с Итачи, уже после всего…Он спал, приобнимая меня одной рукой. А я смотрел на него, смотрел… И боялся, что такого больше не будет, что звезды в его глазах никогда не будут для меня такими же, как минуты назад. Такого я не испытаю больше никогда, все будет лишь жалкой подделкой моего первого раза с ним, да и нии-сан никогда не будет тем же, не будет богом. Не будет. И все померкнет…И тут я понял. Понял, что мне нужно делать…Для этого мне нужен было обычный нож, ну то есть не совсем обычный, а такой – острый, что ли. Чтобы ему было не больно. Не сильно больно. У папочки был набор охотничьих ножей… Я у него один позаимствовал…Мне не было тяжело это сделать…Хватило одного удара…Густые алые капли везде – на нем, на моих ладонях, на лице…Помутневшие распахнутые глаза…Хрип. И всё. Хороший мой, богам не место в этом мире. Вы спрашиваете, жалею ли я?.. Нет. Я бы сделал это еще, если нужно. Понимаете, так он навсегда останется для меня молодым и красивым…Я не увижу, как отвратительные морщины и складки обезобразят старостью на его лицо…Не поседеют его черные волосы. Так он никогда не бросит меня, не разлюбит, не уйдет, не умрет против моей воли. И я всегда буду помнить наш первый раз, он не поблекнет для меня ни-ког-да…Я закрыл Итачи глаза …Изо рта текла кровь…Это красное пятно напомнило мне об одной вещи, которую я так и не успел сделать…Я наклонился и поцеловал теплые, соленые губы…А потом пошел вызывать полицию, чтобы они меня забрали».
Доктор вздрагивает и выключает запись. Просто невыносимо жарко. Наверное, сейчас бы он задал ему вопрос – а счастлив ли он стал, после того, что сделал. Только не как лечащий врач своему пациенту, а как просто Какаши просто Саске. Только спросить уже некого. Сегодня Хатаке Какаши обнаружил Саске мертвым, с запястьями, изуродованными следами от зубов, вокруг все было в крови . Наверное, этой ночью ему все-таки удалось поговорить со своими братом.
